Бывают фильмы, которые цепляют по-настоящему и это как раз тот случай. Свой самый первый фильм Годар снял, даже не имея средств на операторскую тележку. На улицах Парижа оператор сидел в маленьком автомобиле, который плавно толкали вручную. А с другой стороны, что толку в дорогой аппаратуре, если режиссёру нечего сказать? Этот микробюджетный фильм с малоизвестными в ту пору актёрами воистину стал поворотным пунктом мирового кино. Диалоги писал сам Годар, сюжет придумал Франсуа Трюффо, а художником фильма был Клод Шаброль. Но тогда они ещё не были мэтрами. Для них ещё всё начиналось, и это начало было подобно взрыву.
Мне ещё не встречался человек, который после просмотра этого фильма не пребывал бы в лёгком обалдении. Простая до банальности история, снятая в жанре «гангстерская мелодрама», постепенно обретает глубину библейской притчи, а финал по своей мощи и катарсису, который испытывает зритель, подобен греческой трагедии. Этот фильм тянет к себе как магнит. Он завораживает с первого кадра и не отпускает до самой развязки.
Кинокритики исписали перья, радостно выковыривая из фильма цитаты, аллюзии и прочие искусствоведческие трофеи. Диалоги растащили на афоризмы, а коллеги-режиссёры, включая таких мастодонтов как Бунюэль и фон Триер, беззастенчиво использовали находки Годара в своих фильмах. Но для зрителя все эти интеллектуальные изыски остаются где-то на десятом плане, ведь, в конце концов, это, прежде всего любовная история – столкновение мужского и женского понимания мира в очень непростых жизненных обстоятельствах.
Мишель и Патриция – пример сочетания несочетаемого. Главный герой, на первый взгляд, классический образец «плохого парня». Он угоняет и сбывает перекупщикам дорогие машины. Она – начинающая журналистка из Нью-Йорка, мечтает поступить в Сорбонну и постоянно переспрашивает непонятные французские слова. Он свободолюбивый, артистичный, немного самоуверенный и нахальный – французский вариант молодого Остапа Бендера, нахватавшегося обрывков идей Сартра и Маркузе. Она красивая, очень женственная и задумчивая. Он постоянно курит сигарету и склонен к грубоватым шуткам. Она собирает пластинки серьёзных композиторов и репродукции знаменитых художников.
Их отношения только начали завязываться, когда Мишель допустил роковую ошибку – застрелил полицейского, который его преследовал. И с этого момента в его жизни всё стало складываться не так. В угнанной машине обнаружили отпечатки его пальцев, и вся полиция Франции теперь дышит ему в затылок. Мишелю нужно срочно бежать в Италию, но его держат в Париже неотложные дела. А ещё он хочет увезти с собой Патрицию. Мишель вовсе не романтичен, скорее наоборот, но отказаться от Патриции он не хочет, а возможно и не может. Мимолётное увлечение начинает перерастать во что-то более серьёзное.
В течение всего фильма Мишель и Патриция постоянно разговаривают о всякой ерунде. Эти диалоги исключительно забавны и двусмысленны, но суть их в том, чтобы лишь осторожно прощупать друг друга, не проникая хоть немного глубже. Им обоим немного в тягость это зарождающееся чувство – слишком уж оно некстати. Пьер маскирует свою привязанность нарочитой грубоватостью, а Патриция пребывает в меланхоличной задумчивости. Ей без сомнения нравится полный жизни и мужского шарма Мишель, но рушить все свои жизненные планы ради него не имеет никакого смысла. Её здравомыслие требует от неё прекратить роман с человеком, у которого слишком уж много проблем, но пока ей не хватает решимости.
Похоже, что они отчаянно нуждаются друг в друге, поскольку каждый может дать другому, именно то, чего тому не хватает, но обмен флюидами тормозится, и герои фильма начинают понемногу замыкаться в себе. Ситуация резко обостряется, когда кто-то сообщает полиции, что Мишеля и Патрицию видели вместе. Полицейские допрашивают её и устанавливают за ней слежку. Патриция скрывается и вместе с Мишелем перебирается на новое место.
Ей во что бы то ни стало нужно убедить саму себя в том, что она не испытывает к Мишелю никаких чувств. В конце концов, она идёт в кафе, звонит оттуда в полицию и сообщает адрес, где живёт Мишель. Ей кажется, что так она доказала сама себе, что он ей совсем не дорог. Сразу же она идёт домой и предупреждает Мишеля, что ему нужно немедленно бежать. Но у него прямо сейчас должна произойти встреча с компаньоном, который должен передать ему деньги и оружие. Он уже не успевает ничего сделать – всё происходит слишком быстро. Мишель выходит на улицу, встречает друга и едва успевает взять в руки деньги и пистолет, как к его дому поспевает полиция.
И тут по ходу фильма мы внезапно меняем ракурс и начинаем смотреть на мир под непривычным углом зрения. Только что мы были готовы понять и оправдать Патрицию, но взгляд на происходящее преломляется, и мы понимаем, что происходит что-то ужасное и непоправимое. Полицейский стреляет, и Мишель, получивший пулю в бок, начинает из последних сил бежать.
Его бег – это последние мгновенья свободы и жизни, и понимая это, Мишель тратит на него весь остаток сил. Шатаясь, истекая кровью, он бежит по улицам родного Парижа. Это его единственный способ сказать «прощай!» всему самому дорогому, что было связано с этим городом. Силы оставляют, его, он падает и камера опрокидывается вместе с его взглядом. Мы видим ноги подбежавших полицейских и край юбки Патриции. Это почётный караул, свидетели его жизни и смерти. Кажется, дело дрянь, говорит он. Его лицо спокойно. Он успел ощутить всю полноту жизни до самого последнего момента. Сигарета выскальзывает из уголка рта и последнее колечко дыма, медленно поднимется вверх.
Что он сказал?, переспрашивает Патриция. Он сказал, что Вы дрянь, мадам, говорит полицейский. Крупным планом непонимающее лицо Патриции. Что такое «дрянь»?, спрашивает она и проводит большим пальцем по губам, как бы отвергая саму возможность говорить и думать об этом.
Писатель и тонкий психолог Альфред Ван-Вогт однажды заметил, что самые жестокие преступления всегда совершаются людьми абсолютно уверенными в своей правоте. Точно так же и самые мелкие подлости и предательства люди склонны оправдывать силой обстоятельств. Фильм Годара подрывает фундамент этой логики. Он скрупулёзно исследует историю этого самооправдания, и нам становится немного не по себе от понимания, что и мы сами постоянно делаем то же самое. Впрочем, если бы фильм по этому сюжету снимала женщина, скажем Агнешка Холланд или Лилиана Кавани, мы бы увидели совсем другую историю...
